Ресентимент общества к сфере больших денег и экономики больших данных

Часто отмечалось, что развитие технологий социальных сетей позволяют ксенофобским настроениям и фальшивым новостям становиться «вирусными», одновременно позволяя компаниям расширять наблюдение за поведением общества, используя сбор данных и интеллектуальный анализ этой информации о поведенческих факторах и настроениях социума. Хотя политический пессимизм по поводу нынешнего состояния демократии может быть понятен, задача понимания законов манипуляции общественными настроениями, посредством цифровых платформ, остаётся незавершённой.

Каковы отношения между цифровой инфраструктурой, экономикой данных и политическим регрессом публичной сферы? «Приводной ремень» между этими элементами представляет собой особый сплав финансов и информационной экономики. Общая генеалогия глобализации бизнеса, финансиализации цифровых платформ и коммерческого использования больших данных, порождают эмоциональное отторжение (ресентимент - дословно: враждебность, злопамятность, негодование. Но у этого понятия ещё много определений, таких как ненависть к вымышленному "врагу" которого считают причиной неудач, бессильная зависть, осознание своей неполноценности) обществом такой экономики, которая определяет нашу нынешнюю политическую культуру.

У этого явления есть своя история. Оно возникло в конце девятнадцатого века, в то время, когда финансовые методы и имперский охват стали доминирующими силами в том, что историки называют первой волной глобализации. В данном контексте ресентимент следует воспринимать как постоянное стремление оценивать и обесценивать, желание найти кого-то виновным и эмоциональную защиту от того, кого можно было бы назвать «приоритетным объектом ненависти». Но суть аргументативного экскурса не в историко-культурном прочтении предмета капитализма, а в стремлении показать, как экономика влияния относится к тому, что можно назвать невидимой политической инфраструктурой, которая связывает цифровую экономику и экономику финансовых данных.

Такая политическая инфраструктура работает в глубокой интеграции с социальными сетями, приложениями или платёжными системами. Это производит своеобразную алхимию эффектов или, скорее, аффектов. Власть воздействует на субъекта, устанавливая асимметричное отношение видимости. Эта асимметрия достигла беспрецедентных высот не только в инфраструктурной обители финансов и информации, но и проникла в «демократические» социальные сети. Кроме того, существует скрытность этих структур, которая требует иного понимания управления массами со стороны власти, знания и субъективации в отношении степени влияния. Ни геополитика в отношении населения, ни либеральная ответственность субъектов не затрагивают в достаточной степени сферу денег и сбора/управления большими массивами разнообразных данных.

По мнению некоторых исследователей, существует «зона неопределённости» между суверенитетом и деньгами, между общественным и частным, между государством и рынком. В этой зоне частное накопление богатства (и управление ими), с одной стороны, и их общественная оценка в совокупности с правовой защитой, с другой, вступают в тесную связь, выходящую за рамки нарративов современной либеральной дифференциации между политикой и экономикой. Какова анатомия власти, которая процветает на такой асимметрии видимости (или асимметрии непосредственности)?

Информация концептуально отличается от знаний. Последнее всегда определяется режимами доказывания и обоснования, тогда как первое существует без учёта таких содержательных процедур. Информация — это нечто иное — квазивалюта, превращающая рынки и публику в однородные сферы, торгующие в соответствии с тенденциями мнений.

Экономика данных на цифровых платформах зависит от чрезвычайной чувствительности к любому следу, оставленному пользователем. Даже не стоит упоминать, что такое положение давно внедрено в системы финансового, налогового и бухгалтерского учёта для организаций. Но теперь это явление распространилось и на частных пользователей. Любой коммуникативный акт, любое движение или высказывание в повседневной жизни становится событием, которое превращается в новые шаблоны, персонализированную рекламу и новые бизнес-модели. Но эта повышенная чувствительность сочетается с решительным иммунитетом от претензий, выдвинутых с этой стороны, или обязательств перед ней. Платформы предлагают услуги и товары, но защищены от износа в этом мире обслуживания, заботы и производства. Они также получают иммунитет, то есть юридически не связаны обязательством раскрывать способы извлечения, направления и использования данных, которые они добывают. Другими словами, они защищены от публичных запросов и обязанностей, от ухода и производства, в то же время процветая благодаря чрезвычайному доступу и чувствительности к следам и шаблонам в данных. Это избирательное сочетание знания и невежества, видимости и непрозрачности, использования и пренебрежения обнажает эту анатомию власти.

Протоколы — это техническая исполнительная форма формирования паттернов, иерархии и передачи информации. Кажется, больше нет разрыва — даже внутри — между управляемой реальностью и способами управления. Данные существуют только в том виде, в каком они производятся и управляются. Реальность становится «капиталистической онтологией». В то время как техническое опосредование такой передачи данных более обширно, чем когда-либо, опыт его более непосредственный, чем когда-либо. По отношению к частным финансовым державам политическому суверену может быть предоставлен финансовый иммунитет – когда ему не нужно платить свой долг – но только в той мере, в какой денежная власть становится ещё более невосприимчивой к обязательствам, то есть более суверенной, чем само государство. Более того, политический суверен становится избирательно иммунизированным или сенсибилизированным по отношению к различным слоям населения: взаимодействие между политическим суверенитетом и частным предоставлением валют приводит к повышенной чувствительности к финансовой общественности и иммунитету против политической общественности.

Сегодня мы понимаем иммунитет главным образом в контексте здоровья и физической неприкосновенности. Особенно в контексте разрушительной пандемии иммунитет вызывает ассоциации с населением, общественным здравоохранением, инфекциями, вирусами и телами. Но его этимология носит политический характер. Иммунитет в римском праве относился к определённому политическому статусу человека, не связанного обязательствами. В римском праве иммунитет означал освобождение от обязанности платить налоги и воинскую повинность. Это исключение из обязательства, которое обычно относится ко всем гражданам.

Роль политико-правовых механизмов функционирования и регулирования виртуального пространства, а особенно социальных сетей, нуждается в дальнейшем изучении в таких областях, как культурная экономика, политическая теория и социология.